РАЙ МАТЕМАТИЧЕСКИХ HАУК. ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Лупорини очень справедливо заметил, что “Басни” Леонардо — не моральные предписания или поучения, а констатации того, что есть. “Басни” Леонардо — это мучительно-болезненный отклик на “теневые стороны действительности” и социальные конфликты. Леонардо да Винчи жил в период, когда раздробленная Италия была раздираема непрерывными войнами. Под непосредственным впечатлением окружающей действительности написаны суровые, полные горечи строки “Атлантического кодекса”, озаглавленные: “О жестокости человека”. Они облечены в привычную для Леонардо форму “профеций”.

“Появятся Животные на земле, которые всегда будут сражаться друг с другом, с величайшим уроном и часто смертью для той и другой стороны. Они не будут знать предела в своей злобе; жестокие члены их тела обрушат на землю большую часть деревьев великих лесов вселенной; и когда они насытятся, тогда пищей для их желаний станут смерть, скорбь, мучения, страх, гонение всякого живого существа. В своей безмерной гордыне они пожелают подняться до неба, но чрезвычайная тяжесть их членов потянет их вниз. Ничто не останется на земле или под землей и водой, что не подверглось бы преследованию, похищению, опустошению. И то, что находилось в одной стране, будет похищено в другую. И тела этих животных сделаются могилами и проходами для всех одушевленных тел, когда-либо ими умерщвленных. О земля, почему ты не разверзнешься и не сбросишь их в глубокие трещины своих великих пропастей и недр, перестав являть небу чудовище столь жестокое и безжалостное!” (С. А., 370а). В другом месте того же “Атлантического кодекса” (С. А., 382 об. а) находим следующие строки: “Все животные изнемогают, наполняя воздух стенаниями, леса уничтожаются, горы разрыты, чтобы извлекать порожденные в них металлы. Но что могу я назвать большим злодейством, как не возношение похвал к небу в честь тех, кто с великим ожесточением вредил отчизне и роду человеческому?”.

Мы уже имели случай говорить, что будущее время леонардовских “профеций” есть лишь средство придать явлению характер неизбежности, природного закона. Почему, по Леонардо, невозможна “некромантия”? Прежде всего потому, что тогда невозможной стала бы война. А война во времена Леонардо была явлением, обладавшим неотразимой очевидностью. “... если верно было бы, что искусство это [некромантия] дает власть возмущать спокойную ясность воздуха, обращая ее в ночь, и производить блистания и ветры со страшными громами и вспыхивающими во тьме молниями, и рушить могучими ветрами высокие здания, и с корнем вырывать леса, и побивать ими войска, рассеивая их и устрашая, и порождать гибельные бури, лишая земледельцев награды за труды их, — какая была бы возможна война? .. Конечно, тот, кто столь могучими силами повелевает, станет повелителем народов, и никакой ум человеческий не сможет противостоять губительным его силам” (W. An. В, 31 об., стр. 16). Это — уже известная нам форма аргументации per niodum tollentem, от отрицания следствия к отрицанию причины (см. стр. 137). Такие мысли о войне как “естественном состоянии” Леонардо мог услышать от своего современника Макиавелли. “Князь, — писал Макиавелли, — не должен иметь другой цели, другой мысли, никакого дела, которое стало бы его ремеслом, кроме войны ее учреждений и правил, ибо это — единственное ремесло, подобающее повелителю”.

И вместе с тем Леонардо восставал против того, что представало пред ним в облике естественного, неустранимого состояния. Война была для него “самым зверским из безумий”—pazzia bestialissima (Т. Р., 177).

“Там, где больше чувства, там больше страдания; великое страдание” (Тг., 23 об.). Это великое страдание— gran martire — рождалось из тех внутренних противоречий, которыми было полно миросозерцание Леонардо.

Основное устремление Леонардо да Винчи в науке было общим устремлением новоевропейской науки: освободить научное познание от элементов антропоморфизма, “деантропоморфизировать” природу, “обесчеловечить” ее. Стремление увидеть в обесчеловеченной неизменной Природе верховный закон для человека, усмотреть в нем, как в некоей “модели вселенной”, или “микрокосме”, те же самые механические (и только механические) законы, которые управляют движением вселенной (мотылек, устремляющийся к свету), приводило к драматической коллизии: завтра будет то же, что вчера, но завтра не должно быть то же, что вчера. Механика из “рая математических наук” превращалась в “великую муку” — gran martire. Был ли это окончательный ответ Леонардо? Мы увидим это дальше. Напомним в заключение лишь одну строчку из цикла леопардовых басен: “Невод, который привык ловить рыбу, был схвачен и унесен яростью рыб” (В. М., 42 об.).