"Взгляни на свет и вглядись в его красоту. Мигни глазом, глядя на него, - тот свет, который ты видишь, раньше не был, и того, который был, теперь уже нет. Что его воссоздает, если создатель непрерывно умирает?" (подчеркнуто мною. — Л.Г.). Поразительная фраза, подобных которой немало в записках Леонардо да Винчи, но, главное, в ней приоткрывается тайна восприятия бытия, мира, космоса этим, в общем-то закрытым для окружавших его людей, мыслителем. Был ли он философом? Считал ли себя таковым?

    Невольно встает и встречный вопрос: в каком смысле? В том ли, что вкладывало в представление о философии большинство его современников? — Нет. Ведь она была в их сознании служанкой богословия либо сестрой теософии, если не ею самой. В дословном переводе с греческого "философия" - любовь к мудрости. Не мудрость, а именно неодолимое сердечное влечение и страстная привязанность к ней. Что касается мудрости, то она, по Леонардо, "есть дочь опыта". Однако не стихийной и слепой деятельности человека в его разнообразных взаимоотношениях с окружающим миром, а целеустремленно движимой к познанию всего сущего, и притом в полноте оснащения доказательной логикой, теорией, математикой. Леонардо был против умозрений и в живописи видел, прежде всего, опыт — опыт познания, в котором взаимодействие человека с окружающим миром утоляет его любовь к этому миру. Любящий, писал он в своих заметках, движим любимой вещью. В творчестве, считал он, происходит обоюдное соединение взаимно любящих сторон - природы (мира) и человека, опыт освоения ее (его) он брал себе в наставники, нарочито противопоставляя себя книжникам-философам: "Скажут, что, не имея книжного образования, я не смогу хорошо сказать то, о чем хочу трактовать... Не знают они, что мои предметы более чем из чужих слов должны быть почерпнуты из опыта, который был наставником тех, кто хорошо писал..." В его собственном опыте искусство освоения мира было едино во всех своих ипостасях художественно-эстетической, инженерно-технической и научно-познавательной. Это было для него не просто одно, но жило своими гранями, органично переходящими друг в друга. О сознательной диалектике сущего передовые умы еще не рассуждали (заговорят лишь три с лишним столетия спустя), но она уже питала взгляд великого художника, естествоиспытателя и изобретателя на чувственный мир, в котором он открывал устойчивые необходимые связи и красоту, стремясь вернуть открытое миру же.

    Итак, познание движимо любовью. Но и "любовь есть дочь познания", считал он. Одно в другом, обоюдно. В этом брачном отношении постижения сути вещей происходит восхождение к идеалу, к всеобщему.

    Любовь деятельна, именно ею порождена потребность в живописи. "...Тот, кто презирает живопись, не любит ни философии, ни природы", — заявлял Леонардо. Подражание открывающимся глазу ее творениям и тонкие размышления о них, а еще более -стремление в своем сознательном творчестве превзойти их, — вот действительное оправдание жизни. Но не только это: предельное исчерпание жизни, крайняя наполненность ею доступна лишь такому неравнодушному существу, которое развило в себе всю гамму способностей, всю полноту предпосланных ему природой возможностей и в полную меру осуществило на радость миру.

    Таков действительный всеобщий смысл человеческого бытия. Поэтому не в книжных мудростях, а в самом живом творчестве искал Леонардо да Винчи истинную философию, принимая за таковую и живопись, о чем писал в своем "Трактате о живописи": "Она в состоянии сообщить свои результаты всем поколениям Вселенной... она не нуждается, как письмена, в истолкованиях различных языков, а непосредственно удовлетворяет человеческий род не иначе, чем предметы, произведенные природой... представляет с большей истинностью и достоверностью творения природы, чем слова или буквы..."

    И художественные образы, созданные им, убедительнее любых проповедей с амвона говорили представителям всех сословий о высоких истинах, об идеалах и тому подобном, к чему всегда стремились (и будут стремиться) неравнодушные сердца. Вот почему уже в современном понимании философии, в самом основательном смысле этого слова относим мы Леонардо к ее лучшим представителям (хотя далеко не все словари философского цеха удостаивают его своим вниманием в таком контексте). На переломе эпох любовь к мудрости вела его в глубины "метафизики", о чем свидетельствует и фраза, выделенная в вышеприведенной цитате. В ней — одна из узловых философских идей, прямо связанная, быть может, с самой главной категорией диалектики — категорией становления.

    Обращение художника и ученого к этой категории выдает философичность его ума. Да и примером своей личности, опытом жизни, своего многообразного творчества Леонардо не только олицетворял "квинтэссенцию века" (как именовал Гегель "царицу наук"), но непосредственно и ярко выражал и демонстрировал объективный смысл данной фундаментальной категории.