ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. МЕХАНИКА ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ - ГЛАВА 2. ДВИЖЕНИЕ, ВЕС И СИЛА. § 5. ЗАКЛЮЧЕHИЕ

Рассмотрев значительно подробнее, чем это делали предыдущие исследователи, кинематику и динамику Леонардо да Винчи, мы можем следующим образом кратко суммировать их основные черты. Следуя за перипатетически-схоластической традицией, Леонардо считает учение о движении основой основ всей механики и из него пытается выводить все свои дальнейшие построения. Учение о движении Леонардо делит на три основных раздела: 1) вес и связанное с ним естественное движение, 2) сила и связанное с ней движение приобретаемое и 3) удар. Кроме того, отдельно от основной линий построения он рассматривает выходящие за рамки механической традиции вопросы инерции и сопротивления.

Совершенно несомненно, что разработку ряда частей этого весьма внушительного целого Леонардо далеко не закончил, что все здание в целом им не оформлено и не отделано окончательно, что, однако, не лишает нас возможности дать его общую характеристику.

Как мы видели в конце первой части, над учением о движении Аристотеля поздние схоласты школы Буридана — Альберта Саксонского проделали большую работу, заключающуюся в комментировании, подправке, развитии, углублении, а частично и переделке его. Работа оставила, однако, нетронутой основу этого учения: законы естественного и приобретаемого движения. Схоласты, не пользовавшиеся единственным непререкаемым критерием проверки — практическим опытом, про-, извели, однако; весьма серьезную подготовку к преодолению перипатетической системы, расчленив ее на отдельные элементы и тщательно обработав каждый из них. В результате эти элементы уже плохо складывались вместе.

Итальянский XV век с его бурной социальной, экономической и технической перестройкой внес новую и решающую струю в учение о движении: из чисто схоластического упражнения для ума оно превратилось в часть теории, нужной для практической деятельности и тесно с этой деятельностью связанной. Взволнованно-эмоциональный тон, которым говорит о движении и его атрибутах Альберти, — верное этому доказательство. Однако прямо применить даже и обработанные схоластикой элементы перипатетического учения о движении в технической практике было, конечно, невозможно. Нужно было предварительно глубоко и радикально переработать самые эти элементы, проверить каждый из них на оселке практики и затем попытаться сложить их в новую систему.

Эту-то попытку и предпринимает Леонардо да Винчи, своим социальным происхождением и положением как бы поставленный поперек наиболее бурного потока Возрождения и всем своим духовным обликом назначенный для решения этой трудной задачи.

Вооружившись, в первую очередь, новым оружием — сознательно поставленным экспериментом, воспроизводящим в особо благоприятных условиях результаты простых и ежедневных наблюдений, Леонардо строит наново самый план учения о движении и приступает к детальной разработке отдельных его частей. При этом, кладя во главу угла свои собственные наблюдения и эксперименты, он внимательно и с увлечением изучает все произведения своих непосредственных предшественников — ученых Возрождения, схоластические трактаты и античные произведения, в первую очередь самого Стагирита. Свою задачу он видит в том, чтобы подтвердить опытным путем утверждения старой механики и из тех, которые окажутся подтвержденными, выстроить здание новой механики. Однако, проводя систематически и упорно проверку этого, сконструировав ряд сложных и остроумных установок для осуществления опытов, Леонардо все же настолько еще неловок в технике экспериментирования и, с другой стороны, настолько еще находится под гипнозом освященных веками утверждений и законов, что большая часть перипатетических утверждений, и притом наиболее прочно укоренившаяся, оказывается подтвержденной его опытами. Закон естественного движения и закон движения приобретаемого — святая святых перипатетической механики — еще раз выходят победителями и при этом еще приодеваются в пышный убор экспериментальных доказательств.

Однако, производя свои многочисленные, часто весьма остроумные опыты. Леонардо нередко и, конечно, неизбежно наталкивается на факты, соотношения к закономерности, выходящие из рамок перипатетического учения о движении. В таких случаях он иногда ищет и находит подкрепление своим наблюдениям в научном наследии, хотя и не связанном непосредственно с учением о движении; так это происходит с его учением о центре тяжести, в котором он, несомненно, опирается на Архимеда. Иногда же он отказывается от общей формулировки, ограничиваясь описанием отдельных случаев, как мы это видим в его записях об ударе несферических тел. В некоторых случаях, наконец, — и эти случаи наиболее важны и интересны, — он создает собственные законы. Но, создавая новые законы, он, опять-таки, попадает в плен к перипатетической традиции. Строя их на своих собственных, конкретных экспериментах, он все-таки не может включить в них полностью все результаты этих экспериментов, а формулирует закономерности так, как формулировала их перипатетическая механика. Он придает им форму простейшего соотношения пропорциональности, завещанного античностью и столь излюбленного философией, эстетикой и наукой Возрождения. Прекрасный пример этому мы видим в учении Леонардо о протекании естественного движения и в его записи, определяющей кривую полета снаряда. Наконец обосновывая свои установленные на основании опыта законы, Леонардо сплошь да рядом аргументирует не самими этими опытами, а выводит ряд аргументов схоластического типа, ничего де доказывающих и только сбивающих с правильного пути, как он это делает при рассмотрении кривой отскока. Экспериментируя и рассуждая, Леонардо нередко натыкается на правильные, плодотворные методы, входящие затем прочно в арсенал механики; таковы, например, методы разложения силы на взаимно перпендикулярные составляющие, методы, которые он, однако, не в силах был ни осознать, ни теоретически обобщить.

Учение о движении Леонардо да Винчи представляется нам, таким образом, весьма сложным целым, составленным из многих разнородных частей. Новое, свежее, прогрессивное, диктуемое новыми формами жизни, причудливо сочетается в нем со старым, слегка подновленным, но от этого не менее ошибочным и вредным. При этом новое, в первую очередь новая практически-техническая направленность всей науки и экспериментальное доказательство отдельных ее выводов, обволакивает снаружи старое и наполняет его изнутри, так что достаточно, кажется, одного движения, чтобы вся средняя прокладка рассыпалась в прах, чтобы перед нашими глазами встала новая наука, но этого-то движения Леонардо да Винчи и не делает. Смелый и оригинальный до чудачества, Леонардо, однако, лишен настойчивости, упрямого стремления вперед через все препятствия. Подобно тому, как он бросает свои художественные произведения, поражающие смелостью замысла и новизной исполнения как художественного, так и технического, лишь только на его пути встретится сколько-нибудь серьезное препятствие, так и в своем учении о движении он остается только гениальным предтечей. Творчество его показывает нам процессы, в результате которых родилась на свет современная наука, но не показывает нам, как бы этого ни хотелось отдельным исследователям, самой этой науки в законченном виде.