ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ - ГЛАВА 2. ТЕХНИКА И ТЕХНИКИ. § 1. ТЕХHИКА

Несмотря на то, что Италия в течение XV в. неуклонно идет к упадку, она еще в течение всего этого и, пожалуй, в течение всего следующего века остается ведущей страной в ряде областей, в частности в области техники и науки Иначе и не могло быть. Техника, кратким разбором состояния которой мы займемся в настоящей главе, была неразрывно связана с теми сдвигами в производстве и с теми изменениями в соотношении классовых сил, о которых мы говорили в начале данной части. Укрупнение предприятий, с одной стороны, становилось возможным и целесообразным только на базе новой техники, с другой же — стимулировало самым решительным образом дальнейшее развитие этой техники. Смена кустарно-цехового производства производством ранне-капиталистическим, применяющим сравнительно большие количества наемных рабочих, ставит естественно и императивно проблему механизации, условно выражаясь — автоматизации, наиболее трудоемких и потому наиболее невыгодных для предпринимателя технических операций. Наступивший в течение второй половины века период временной стабилизации, период усиленного, лихорадочного пользования представителями новой верхушки властью, с таким трудом завоеванной и так скоро начинающей вываливаться из рук вызвал громадный подъем потребления ряда продуктов. Этот подъем хотя и не мог сбалансировать падения внешней торговли и общего расстройства системы производства и обращения, но все же несколько смягчал надвигающийся кризис, создавал впечатление внешнего благополучия в основных производственных областях, например в текстильном производстве, а в некоторых технических областях, например, в строительном деле, дал даже определенное движение вперед. Вообще же технический уровень итальянского производства XV в., если его сравнивать с производствами других стран, хотя бы Англии (текстиль) и Германии (металл), был весьма высок. Уровень этот был достигнут, правда, еще в предшествующие два века, и онемение, постепенно овладевавшее производством в XV в., имело тенденцию задержать его дальнейший подъем. Но, несмотря на замедление развития, а иногда остановку и начало падения техники, например в текстильном деле, итальянская техника как целое остается еще очень высокой.

Но даже не самый уровень техники, не самое развитие ее имеет и вообще, и особенно для нашего изложения руководящее значение. Решает, как нам кажется, принципиально новое отношение к технике, новое положение ее в системе общественных сил. В то время, как во всех предыдущих исторических формациях положение, власть, могущество руководящих эксплуататорских классов базировались на войне, на внеэкономическом принуждении, — хотя, конечно, связанных теснейший образом с производственной деятельностью, но все же с ней неидентичных, — могущество класса, захватившего в XIII и XIV вв. власть в итальянских городах и удерживавшего ее в XV в., одной из своих основных опор имело именно производство. Как рыцарь-феодал любовно вешал в лучшем зале дворца-крепости свой меч и называл его нежным в грозным именем, звучавшим как ласкательное имя для друзей и как боевой клич для врагов, так флорентийский магнат в лучших нижних помещениях своего вновь отстроенного палаццо помещал своему производство и свою лавку, делая боевым кличем своим сумму своего баланса. Как рыцарь-феодал, умирая, завещал своим сыновьям мужество в бою, верность сеньеру и преданность "святой католической церкви", так флорентийский магнат завещал своим детям внимательное и энергичное руководство своим делом, умеренность, воздержание и светскую образованность. Правда, контраст этот по мере продвижения феодальной реакции в XV в. все более смягчается. Флорентийский шерстяник старательно и с натугой гримируется под аристократа, устраивает пиры и турниры, пытается стереть с еще мозолистых рук терпкий запах краски, пробовать которую учил его отец, но это все-таки не изменяет его отношения к производству. Техника для него не что-то презренное и суетное, а одна из сил, выдвинувших его к власти, одна из вернейших союзниц, правда, оставленная и обманутая. В этом принципиально новом отношении к технике лежит, на наш взгляд, одна из основных, а может быть и самая основная причина переворота в науке, который происходит в конце Возрождения.

Но прежде чем перейти к рассмотрению изменений, происшедших в области науки, мы дадим краткий обзор основных технических проблем, которые выдвигал и которые так или иначе разрешал XV век. Обзор этих проблем может, как нам кажется, объяснить не только самый расцвет науки, связанной с техникой, но и показать, какие ветви этой науки могут и должны развиваться.

Нужно сразу оговориться, что область техники итальянского Возрождения, несмотря на ее большую, признаваемую даже буржуазными историками важность, до сего времени почти совершенно не изучена и, во всяком случае, не имеет ни одной сколько-нибудь значительной сводной работы; поэтому мы, не имея возможности в рамках данного труда заниматься самостоятельной исследовательской работой в этой области <, принуждены ограничиться сводкой, значительно более краткой, чем это требовалось бы.

Основной промышленностью и основной технической областью в производстве Флоренции, родном городе Леонардо да Винчи, был текстиль — в первую очередь выделка шерстяных тканей, а затем и тканей шелковых. В обеих этих областях к XV в. накапливается довольно значительное количество технических приемов, изобретается или, вернее, вводится в производственную практику много приспособлений и механизмов, которые в своей совокупности образуют уровень техники, значительно отличный от среднего уровня феодального цехового ремесла. В обработке шерсти ведущими в XV в., как и ранее, являлись два механизма: механизм для прядения и механизм для тканья — прялка и ткацкий станок. Оба эти механизма, в том виде, как мы их застаем к началу XV в. , имеют форму, резко отличную от обычной феодальной. Правда, мы не знаем, когда и где произошел переворот в технике шерстяного производства и не имела ли здесь место постепенная эволюция, но несомненно, что к XV в. простое веретено и более сложная, но все же довольно примитивная прялка сменяются значительно более совершенной, хотя не универсально применимой самопрялкой, вдвое сокращающей операцию прядения для некоторых сортов пряжи. Сущность самопрялки состоит в том, что на веретено надевается особая рогулька, через которую перекидывается выпрядаемая нить и которая, вращаясь со скоростью, отличной от скорости веретена, наматывает нить на шпульку одновременно со скручиванием ее. Техническая проблема, которую ставил перед конструктором столь, казалось бы, простой механизм, была, тем не менее, и не слишком проста и весьма характерна — она состояла в создании такой системы передачи, которая давала бы возможность получать разные скорости на оси веретена, т. е. сводилась к задаче из области прикладной механики, к задаче по деталям машин. Дальнейшее усовершенствование прядильного механизма, необходимость которого была, по-видимому, ясна к тому времени, ставило новые технические задания, и притом чисто механического характера.

Такие же задания ставил перед техником и другой основной механизм текстильного производства — ткацкий станок. Если мы рассмотрим изображение ткацкого станка, имеющегося в весьма богатой техническими деталями и, к сожалению, совершенно не изученной рукописной истории ордена Гумилиатов, относящейся к 1421 г. , или значительно более схематичное, но более известное изображение ткацкого станка на картине Пинтуриккио (изображающей Пенелопу), и сравним их с описанием, даваемым изданным Дореном "Трактатом о шерсти", то мы легко убедимся в том, что ткацкий станок итальянского XV в. сильно отличается от станка, типичного для средневекового ремесла. Основным отличием его является более сложный ремизный аппарат с системой педалей, рычагов и противовесов; конструирование и даже выполнение этого аппарата опять-таки вплотную подводило к проблемам технической механики.

Если для Флоренции — первой родины Леонардо — ведущей и наиболее характерной областью производственной Деятельности был текстиль, то для Милана — второй родины Леонардо — ведущим было металлическое производство — металлургия и обработка металла. В текстиле к XV в. мы отмечали серьезные сдвиги; в металлургии к этому времени мы уже имеем дело с настоящей и полной технической революцией, с выработкой приемов и методов, доживших в своих основных чертах до настоящего времени. Действительно, где-то на грани XIV и XV вв., или же в начале последнего, черная металлургия Европы и, по-видимому, в первую очередь Италии переходит от процесса непосредственного получения металла из руды к процессу переделочному, от сыродутной к доменной металлургии. Мы не будем здесь упоминать о значении и общем характере этого важнейшего технического сдвига, ни о его химической (условно выражаясь) стороне. Остановимся только в нескольких словах на изменениях в механической структуре того оборудования, наличие которого только и сделало возможным этот важнейший технический переворот.

Переход на доменный процесс в металлургии стал возможен только после решительного сдвига в энергетической базе ее, так как плавка жидкого чугуна была возможна при замене ручного дутья, недостаточного и неравномерного, дутьем, создаваемым двигателем. Сдвиг этот произошел, по-видимому, в XIV в.; к сожалению, мы точно не знаем — где. Он выразился в замене подливного нижнебойного водяного колеса, неудобного, малопроизводительного и потому имевшего только ограниченную область применения, колесом наливным — верхнебойным, более технически, совершенным и более универсальным. Наливное колесо быстро завоевывает ряд отраслей промышленности, в металлургии же становится единым двигателем, приводящим в движение, при посредстве главного передаточного вала, не только меха для дутья, но и ряд других механизмов — в первую очередь толчеи для размельчения руды и хвостовых молотов для ковки. Разумеется, что как водяное верхнебойное колесо, постепенно увеличивающее свои размеры и усложняющее свою конструкцию, так и сравнительно сложная система передачи от водяного колеса и соединенного с ним главного вала к отдельным механизмам, состоящая из различного рода кулачков-рычагов, противовесов-блоков и зубчатых сцеплений многих типов, ставили перед техником XV в. опять-таки ряд задач из области прикладной механики. Достаточно прочитать подробное и исключительно красочное описание металлургической техники середины XV в. в трактате об архитектуре Антонио Филарете, о котором, как о писателе, мы будем говорить ниже , и всмотреться в иллюстрации, сопровождающие текст трактата, чтобы убедиться в следующем: вместо доминирующего в средневековом ремесле, в том числе и в металлургической его ветви, простого инструмента или элементарного механизма, только в исключительных случаях перерастающего в машину, да и то в условном смысле этого слова, мы имеем здесь уже настоящие машины. Эти машины мануфактурного, ремесленного типа до некоторой степени являются уже прообразом той системы машин, которая, как показал Маркс, была основой капиталистического производства и возникла только на почве капитализма.

Система эта, усложняясь и совершенствуясь, не могла довольствоваться чисто эмпирическими, рецептурными навыками. К тому же она эволюционировала слишком быстро для того, чтобы можно было успевать подгонять к ней эти навыки, развивающиеся, естественно, только весьма медленно, как бы ощупью. Требовалась новая теория, которая, подведя общее принципиальное основание под все возможные технические случаи, давала бы возможность легко и быстро разобраться в каждом из них. Настоятельно чувствовалась необходимость в новой науке, неразрывно связанной с рождающейся новой техникой.

Та же тенденция к механизации, которая отмечает в XIV—XV вв. революционизирующуюся в корне металлургию, может быть отмечена и в значительно более консервативной области — в металлообработке. Здесь мы не имеем сколько-нибудь решительных сдвигов, но с несомненностью можем констатировать стремление путем разрешения задач из области прикладной механики и деталей машин добиться усовершенствования весьма слабых технически основных механизмов — в первую очередь расточного и токарного станков, добиться механизации их. Так, в это время намечается тенденция заменить в токарном станке поступательно-вращательное движение, получаемое от лучка или гибкого шеста, постоянным вращением, направленным в одну сторону и получаемым либо при помощи гибкого привода от отдельного махового колеса, либо же от педали и кривошипного механизма. Такая замена, конечно, требовала и разрешения ряда чисто механических задач.

Совершенно особое место в развитии производственной техники Возрождения играет мельница. На ее роль в техническом развитии производства неоднократно указывал Маркс. Можно привести ряд весьма характерных указаний источников, подтверждающих это марксово положение. Так, сошлемся на наиболее, в этом смысле, показательный трактат сиенского инженера Франческо ди Джиорджио Мартини , о котором мы будем подробно говорить ниже. Седьмая книга трактата должна была дать описание различных машин и механических приспособлений. Фактически же она почти целиком посвящена описанию пятнадцати различных мельниц, которые действительно представляли собой наиболее конструктивно-сложные технические организмы того времени. Являясь одним из основных и необходимейших орудий производства, они давали наиболее богатую пищу пытливому техническому уму, перед которым ставили ряд сложных задач из области механики.

Сказанное нами о сдвигах в основных отраслях производственной техники в XV в. может показаться противоречащим той характеристике производства этого времени, которую мы давали выше. Однако в действительности здесь никакого противоречия нет. Производство, быстро и резко развившееся в XIII и XIV вв., шло шаг за шагом к падению и полному загниванию. Основа его — техника — была одной из причин его крупного подъема и к XV в. достигла своей кульминационной точки. На этой точке техника как бы затормозилась: в течение нескольких десятилетий она не двигалась вперед, но и не деградировала, а затем стала постепенно окостеневать, перерождаясь в систему предписаний, рецептов и приемов. Эта система в следующем, XVI в., примет форму хотя бы знаменитой "Пиротехнии" Бирингуччьо, подытоживающей достижения металлургии за предыдущий период, или трактатов Бессона или Дзонка, также фиксирующих характерное для периода стремление к механизации ряда технических процессов. Стремление это в глубоко упадочном на почве Италии XVI веке чаще вызывало к жизни сложные и совершенно не реальные приспособления, чем практически используемые машины.

Однако если в области производственной техники сдвиги были хотя и глубокими и симптоматичными, но сравнительно весьма непрочными, то в области двух отраслей техники, не относящихся непосредственно к производству, сдвиги эта приобретают более органичный характер. Мы имеем в виду военное дело и строительную технику. При загнивании производства, при усиливавшейся реставрации феодализма обе эти области должны были не только не падать, но расцветать с невиданным ранее блеском. Так это действительно и происходило. Техническая сноровка и стремление к механизации вырабатываемые, по-видимому, в первую очередь в производстве, определяющем собой самое появление на свет Возрождения, затем переключались на другие сферы. В военном и строительном деле они вызвали к жизни ряд новых, исключительно важных явлений.

Военное дело начало "технизироваться" довольно рано — с самого введения в обиход огнестрельного оружия. Со времени все более широкого применения пороха, война и все связанное с ней требовало более сложной техники. Уже в античности разного рода укрепления и осадные орудия были одной из важнейших сторон техники, как это ясно видно хотя бы у Герона. В средние века, до введения в обиход пороха, военная техника вряд ли могла похвастать сколько- нибудь значительными достижениями, но зато после начала его победного шествия положение резко меняется. Начала быстро расти и развиваться не только техника использования новых видов оружия и техника их изготовления, но и ряд связанных с ними отраслей. Так, рассмотренные нами выше изменения в области металлургии, несомненно, были вызваны резко увеличивавшейся вследствие применения огнестрельного оружия потребностью в черных металлах. Если производственная техника при этом процветала далеко не во всех итальянских городах- государствах, то военная техника, особенно в бесконечно бурном и политически неустойчивом XV в., должна была неизбежно культивироваться всюду. Отстать в военном деле, а, следовательно, и в его технике, значило потерять право на существование. Поэтому военно-инженерное искусство во всех городах, при всех дворах стояло в центре внимания; поэтому, как мы это увидим ниже, весьма энергично создавалась его теория; поэтому оно вызвало к жизни первые кадры специалистов-техников. По самому своему составу военная техника делилась на два основных раздела: артиллерию и фортификацию. Артиллерия требовала, с одной стороны, металлургических знаний и знаний по металлообработке для изготовления орудий, с другой же стороны — разработки техники стрельбы, которая непосредственно и самоочевидно упиралась в вопросы, механики, в первую очередь в усиленно дебатировавшийся, как мы видели, в течение античности и средних веков вопрос о полете брошенного в воздух тела. Но вопрос этот, попадая из сферы научно-философских спекуляций в сферу суровой практики, естественно, должен был получить совершенно новые ответы. Уже нельзя было тонкими цепями логических аргументов доказывать, ускоряется ли движение брошенного в воздух тела, или, иначе, ядра, после начала полета, — надо было доказать это на опыте, на технической практике. Ошибочная теория неизбежно приводила к порочной технике, а ошибки последней больно отражались на самом существовании ошибающегося. Таким образом, вопросы артиллерии — актуальнейшие вопросы техники XV в. — еще в большей мере, чем вопросы основных отраслей производственной техники, приводили к механике, к необходимости внимательного изучения и, частично, пересмотра ее положений.

Вторая ветвь военной техники — фортификация — также условно может быть подразделена на две части: на учение об осадных орудиях и учение о постройке укреплении. Учение об осадных орудиях неогнестрельного типа, т. е. о разного рода таранах, осадных башнях, лестницах и тому подобных предметах, в значительной своей части было завещано Возрождению предыдущими эпохами. Уже в произведениях Витрувия и Геронa теория осадных орудий, состоявших, в основном, из системы рычагов, рассматривалась как одна из главных отраслей при- кладной механики. Неудивительно, что XV век, усиливавший, как мы видели, внимание к военной технике во всех ее видах и, о чем мы будем говорить ниже, преклонявшийся перед античностью, подхватил эту отрасль техники, основанную на механике, и со свойственной ему напористостью пытался продвинуть ее дальше.

Что же касается до фортификации в собственном смысле слова — до постройки укреплений, то она подводит нас к отрасли техники, наиболее развитой и наиболее изученной в течение всей античности и всех средних веков, — к строительной технике.

Техника эта распадается в это время на три основные ветви: на постройку военных сооружений, в первую очередь укреплений; на постройку гражданских сооружений, общественных (церквей, дворцов) и частных; наконец, на постройку сооружений гидротехнических, в первую очередь каналов и шлюзов, игравших колоссальную роль во всей экономической и политической жизни Италии.

Проектирование и постройка военных сооружений, по-видимому, до XV в. почти не получали теоретического обоснования и велись преимущественно эмпирически. В течение этого века необычайно быстрый рост и развитие артиллерии и исключительно бурная политическая обстановка настоятельно требовали изменения положения. Нужно было найти формы укреплений, которые максимально защищали бы от обстрела, позволяя в то же время более свободно обстреливать осаждающих; нужно было найти способы постройки, которые, не требуя слишком большой затраты материала, позволяли бы возвести сооружения, достаточно противостоящие все более увеличивающейся разрушительной силе обстреливающих их снарядов. А для этого необходимы были знания геометрии, при помощи которых можно было выработать наилучшие очертания укреплений и какие-то, хотя бы минимальные, знания основ строительной механики, позволяющие достигнуть необходимой прочности их. Стало быть, и здесь техник-практик, пытавшийся разрешит все более сложные задачи, ставившиеся передним самой жизнью, неизбежно наталкивался на научные проблемы и, в первую очередь, проблемы из области механики.

В не меньшей, а может быть и в большей мере это имело место в гражданском строительстве, переживавшем в XV в. невиданно бурный подъем. Каждый из разбогатевших денежных тузов, стараясь как можно резче и заметнее порвать со скромным прошлым своих предков, так же как он порывал с их героической творческой деятельностью и с их социальным напором, стремился выстроить себе дворец, по роскоши и великолепию не уступавший дворцам, описанным входившими в моду античными писателями. Эти же люди, руководившие политической и экономической жизнью города, желали широко демонстрировать благополучие его под их управлением. Они сооружали соборы и церкви, дворцы для учреждений, госпитали и различные общественные здания. Все эти постройки свидетельствовали одновременно и о полной победе, одержанной новыми социальными силами над силами феодальной Италии, и о неизбежном омертвении этих новых сил, ассимиляции их со старыми. В соответствии с этим новые буржуазные магнаты, предки которых вели такую ожесточенную борьбу с замками-дворцами магнатов феодальных, должны были строить свои дворцы, свои церкви резко отличными от дворцов и церквей ненавистного им прошлого; Идеалом в архитектуре, как и во всех остальных областях творчества, сделалась античность. Вместо высоко башенных массивных зданий, улицы передовых городов покрылись новыми постройками — легкими, гармонично и богато члененными, обильно орнаментированными и, что для нас наиболее важно, красующимися громадными куполами, широкими сводами, арочными перекрытиями, очень мало применявшимися средневековой архитектурой.

Эта усиленная строительная деятельность, имевшая место почти во всех крупных итальянских городах и особенно во Флоренции, нашла для себя наиболее характерное проявление в знаменитом куполе Флорентийского собора, законченном в 1420—1436 гг. крупнейшим архитектором начала XV в. Филиппе Брунеллески. Его невиданное ранее громадное перекрытие (42 м диаметром), его спокойные, величественные формы, напоминающие объект всеобщего восхищения — римский купол Пантеона, возвышаясь над всей громадой наиболее богатого и наиболее передового итальянского города, как бы символизировали те новые социальные отношения, на почве которых выросло это грандиозное сооружение. Но громадная строительная продукция, и притом продукция, принципиально новая по размерам и формам, ставила перед строителями задачи не только художественного, но и технического порядка. Во- первых, резкий сдвиг, происшедший в архитектуре, как бы выбил почву из-под ног строителей- ремесленников, которые не могли уже с небольшими только изменениями применять завещанные дедами и прадедами приемы и методы работы; надо было сразу резко перестроиться, надо было срочно овладеть новой техникой. Во-вторых, сами новые архитектурные формы ставили более серьезные требования к строительной технике. Большой купол дли свод, поддерживаемый строго симметричными, немногочисленными, широко расставленными колоннами, нельзя было строить так грубо эмпирически, как простую башню романо-готического собора или даже как запутанные системы контрфорсов развитого готического собора, в Италии, правда, почти не встречающегося. Для новых зданий требовалась новая техника — и архитекторы ищут ее и постепенно овладевают ею.

Первым подступом к более сознательным методам строительства было введение в практику строительных моделей. Средневековый архитектор строил по грубому эскизу, постепенно возводя камень за камнем, проверяя прочность сооружения на самом сооружении. Итальянский архитектор, прежде чем приступить к более или менее ответственной постройке, делал сам или заказывал у работавшего в контакте с ним подручного-столяра масштабную модель сооружения, изготовленную либо из дерева, либо даже из тех же материалов, что и постройка, и при объяснительной записке представлял ее заказчику . Применение моделей было, несомненно, большим шагом вперед в строительной технике, но на нем она не могла остановиться. Нужна была, кроме того, новая рецептура, а последняя, естественно, наталкивала на теоретические обобщения, на те же задачи строительной механики, о которых мы говорили выше. Расчет свода, арки, перекрытия — вот чего настоятельно требовало все более развивавшееся и усложнявшееся строительное дело, что должно было быть выработало и действительно вырабатывалось.

Исключительно важное место в производственной и экономической жизни Италии, начиная с XIII в. и особенно в XV в., занимали гидротехнические сооружения. При громадном развитии торговли, и в первую очередь торговли заморской, проблема дешевой и удобной транспортировки грузов внутри страны и особенно вне ее, а также связанная с этим проблема водной связи с морем стояли в центре внимания. В частности, для Флоренции с ее производством на экспорт проблема эта была особенно острой, так как река Арно, на которой она стоит, не была судоходной, в результате чего вся торговля Флоренции находилась в руках ее векового врага — Пизы, расположенной на море. Почти столь же актуальной, как проблема дешевого транспорта, была проблема воды как энергетического ресурса, проблема, значение которой в XV в., с победным шествием верхнебойного водяного колеса, приобрела исключительную важность. Вода каналов получила промышленное значение, она расценивалась на весовые единицы, протекающие в определенном количестве времени, она продавалась и жаловалась, часто в смехотворно малых дозах, государями за оказанные им услуги . Немалое значение имели каналы как приспособления для осушки болот, окружающих большинство крупных городов Италии — Флоренцию, Милан, Рим, для орошения, и, наконец, для устройства рыбных бассейнов, которыми гордились Флоренция, Сиена и некоторые другие города. Естественно поэтому, что уже с самого начала XIII в. или даже с конца XII мы находим сведения о каналах, предназначенных сначала, очевидно, только для ирригации, но скоро приспособляемых и к навигации. Наиболее рано сеть каналов создается в Ломбардии, в частности в Милане, положение которого на перекрестке различных путей, естественно, требовало рационализации этих путей . Но все каналы XIII в. были сооружениями сравнительно простыми, не требовавшими для своего устройства сколько-нибудь сложных технических знаний или навыков. К XV в. положение, однако, резко изменилось. В XIV в., время от времени строились сооружения несколько напоминающие шлюзы и применявшиеся для запора воды в устьях каналов; в 1438 же году в Милане построены настоящие водоподъемные шлюзы архитекторами Филиппино дельи Органи и Фиораванте да Болонья. С этого года до 1475 г. т. е., примерно, за сорок с небольшим лет, в Миланской области выстроено 90 км судоходных каналов с 25 шлюзами. Почти столь же энергично развивалось строительство каналов и в других городах — Флоренции, Риме, Венеции. Несмотря на то, что техника сооружения шлюзов в начале XV в. была сравнительно невысока, так как они строились или подъемными или открывавшимися, но прямолинейными (а не угловыми), все же и она требовала больших гидротехнических навыков, изучения свойств истечения воды, давления этой воды, волнообразования и тому подобных вопросов, т.е. опять-таки наталкивала на проблемы механики.