ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ - ГЛАВА 1. ОБЩЕСТВО. § 2. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАHОВКА

В данной работе мы не можем и не должны подробно устанавливать причины сдвигов, происходящих в Италии XV в. Ограничимся только кратким упоминанием о них. Причины постепенно углубляющегося, хотя долго еще мало заметного кризиса социально-экономического базиса итальянского могущества были двоякими: одни принадлежали к области внутри- итальянской, были обусловлены внутренними дефектами социального строя и экономики ведущих итальянских городов; другие же — внешнеполитические — были обусловлены изменениями в международном положении Италии и ее торгово-промышленных центров. Внутри основной причиной является, с одной стороны, скороспелость раннекапиталистического развития итальянских торгово-промышленных центров, — развития, происходящего в тесном феодальном окружении, еще недостаточно окрепшего и не способного противостоять тем реакционным силам, которые не исчезли, а только притаились где-то по углам: с другой же стороны, сказались результаты того процесса образования нового соотношения классовых сил и той кровавой классовой борьбы, о которых мы кратко говорили выше. Буржуазные, раннекапиталистические элементы итальянских городов, опираясь на свою растущую экономическую мощь, в боях с умирающим дворянством и рождающимся пролетариатом добились гегемонии. Но, добившись последней, они не сумели ее надлежащим образом использовать. Увеличение производственных, торговых, банковских предприятий делало невозможным непосредственное участие во всем хозяина, столь характерное для феодализма. Да к тому же хозяин в большей мере Должен был заниматься политикой, государственными делами, которые к XV в. целиком легли на его плечи. Естественно, что он все больше и больше отрывался от непосредственного Участия в деле, мелкими и кропотливыми деталями которого он и не хотел заниматься. Положение было завоевано, дальше стремиться, как будто, было некуда: феодальное окружение не создавало еще той лихорадочной конкуренции, которая в условиях развитого капитализма беспрерывно гонит правящий класс вперед к новой наживе, к новым насилиям. Поэтому свои большие, добытые с таким трудом средства новый хозяин положения начинает изымать из разного рода рискованных промышленных и торговых предприятий, помещая их в землю, что, если и не так выгодно, зато гораздо спокойнее. Но не только правящая верхушка, не только магнаты производства и капитала переходят к обороне, как бы засыпают. Тот же процесс падения творческой энергии в области социальной происходит и в недрах побежденных пролетарских элементов. Лишенные надежды на победу или даже на частичный успех, после кровавых репрессий, следовавших за наиболее яркими революционными выступлениями конца XIV в. (вспомним восстание чьомпи), загнанные в политическое подполье, сведенные в экономическом отношении на положение совершенно бессловесных подсобных орудий, пролетарские элементы теряют всякий вкус к своему делу, их труд получает все свойства подневольного труда. Это с другого конца подтачивает и без того непрочные раннекапиталистические отношения. Так, после, казалось бы полного поражения, феодальная система, основанная на земельной собственности, начинает возрождаться в новых формах; во многом напоминающих старые. Начинается феодальная реакция.

Но не одни внутренние, социальные и экономические причины определяли собой этот процесс остановки, а затем и регресса в развитии Италии, — немалое влияние оказывали и причины внешнеполитические. На всех границах Италии крепнут национальные монархии, хотя и с запозданием и не так ярко, но, может быть, более органично проделывающие ту же социальную эволюцию, что и Италия периода подъема. Нуждаясь во время своего роста и укрепления в итальянской продукции, торговле, капиталах, они, окрепнув, более или менее беззастенчиво от них освобождаются. Италия теряет за границей одну позицию за другой. Не лучше, если не хуже, дело обстоит вне Европы. Победоносное наступление турок на Востоке разбивает все старательно устраиваемые коммерческие комбинации, так что и этот рынок если не уходит совершенно из рук итальянцев, то, во всяком случае, значительно сокращается. Кульминационный пункт этого сокращения падает на знаменитый 1453 год — год падения Константинополя, год, следующий за годом рождения Леонардо да Винчи.

Так угроза внутренних и внешних поражений и реальные поражения, являющиеся результатом слишком скорой и слишком непрочной победы, в течение XV в. постепенно перерождают вышедшие было к власти новые социальные силы. Но столь глубокие социальные изменения, совершенно новая расстановка классовых сил, выход на историческую арену новых социальных слоев, полных творческой энергии, даже под ударами жесточайшего кризиса не могут сразу исчезнуть с лица земли. Созданная в яростной классовой борьбе громадная социальная инерция, будучи заторможенной на своем главном пути, ищет и находит выходы в других областях, в первую очередь в области идеологии, стараясь здесь создать новые формы, адекватные новым социальным отношениям, в это время постепенно уже отмирающим. Так создается исторический парадокс, ставящий обычно в тупик историка, желающего внимательно присмотреться к событиям и движущим силам итальянского Возрождения: изобразительные искусства, литература, позже наука расцветают на вспаханной социальной борьбой почве Италии тогда, когда борьба эта уже начинает откатываться назад и постепенно потухает.

Но чтобы создать надлежащие условия для литературных, живописных, архитектурных развлечений властвующей верхушке нужна была соответствующая политическая обстановка, гарантирующая пусть временное и непрочное, но беззаботное благополучие. Такая обстановка и создается в XV в. рождением в городах — республиканских коммунах — тирании отдельных, наиболее беззастенчивых, ловких и богатых представителей правящей олигархии, передающих затем свою власть по наследству. Таким образом, создаются новые династии там, где когда-то царило выборное начало, строго проведенное сверху донизу городского управления. Республиканской на все время Возрождения остается только Венеция, более торговая, чем промышленная, менее бурно пережившая период классовой борьбы, менее вырвавшаяся вперед и потому менее резко откатывающаяся назад.

Зато интересующая нас в первую очередь Флоренция и в этой области, как и в ряде других, является наиболее типичной. Еще во время восстания "босяков" 1378 г., за кулисами важнейших событий постоянно мелькает не вполне понятная, но многозначительная фигура Сальвестро Медичи, члена быстро богатеющей торгово-банковской пополанской семьи, ловко использующего в своих интересах яростные схватки борющихся не на жизнь, а на смерть классов- антагонистов. Один из членов этой семьи (по другой линии) Козимо продолжает начатое Сальвестро дело захвата власти, тихо, незаметно, но решительно продвинутое вперед рядом других Медичи, особенно отцом Козимо — Джиованни д´Аверардо. После ряда тонких политических ходов, после нескольких казавшихся весьма серьезными поражений, 1 января 1435 г. Козимо завладевает властью во Флоренции, и она остается за семьей Медичи без перерыва до конца столетия. Ни Козимо, ни его сын и внук не принимают никакого официального звания, они остаются частными гражданами, изредка избираемыми на ту или иную республиканскую должность. Но фактически они держат в руках все нити управления, являются единственными, полноправными, признанными всем миром хозяевами Флоренции. Козимо прочно обосновывает власть своей семьи, ему наследует на несколько лет его довольно бесцветный сын Пьеро, за которым в 1469 г. следует его первенец Лоренцо, довольно заслуженно носящий характерное прозвище "Великолепный".

Лоренцо родился в 1449 г., т. е. был на три года старше Леонардо да Винчи. При его правлении, в непосредственной близости от него, протекала молодость Леонардо, определившая собой его художественное и научное творчество. Поэтому мы должны, хотя бы совсем кратко, охарактеризовать как самого Лоренцо, так и Флоренцию под его властью. Если старый Козимо в своей захватнической деятельности, а затем в своем правлении сохранял еще некоторые черты завоевательного напора XIV в., правда — в придушенном и измененном виде, то его "великолепный" внук является одним из наиболее типичных представителей XV в. Талантливейший итальянский поэт своего времени, умеющий в сонетах, канцонах, поэмах и карнавальных песнях сочетать тонкость и несколько суховатую изысканность стиля Петрарки с необычайно ярким чувством и острым и красочным ощущением окружающей его реальной жизни, он в то же время крупнейший итальянский политик. Он был мастером той искусной дипломатической игры, которая стремится во что бы то ни стало путем тончайших сопоставлений и противопоставлений интересов сохранить политическое равновесие, само по себе очень непрочное. При этом, что весьма характерно именно для XV в., поэзия и политика в деятельности этого энергичного, но болезненного и некрасивого человека были самым тесным образом связаны между собой. Политика его в общеитальянском масштабе стремилась сохранить дипломатическим путем равновесие, но в пределах флорентийской территории с невиданно кровавой жестокостью держала в покорности все подчиненные Флоренции местности; внутри же города неуклонно шла к уничтожению последних остатков демократического республиканского правления, к упрочению положения династии Мэдичи. Лоранцо, с одной стороны, постоянно и постепенно изменял конституцию, проводил разного рода запугивающие мероприятия и систематически грабил государственную казну; с другой — он убаюкивал все способные оказаться революционными элементы, с которыми сам старался поддерживать постоянную личную связь, развлекая их и отвлекая от политики разного рода карнавалами, турнирами, Пирами и спектаклями. И здесь Лоренцо оказывало неоценимые услуги его поэтическое творчество. Его знаменитая поэма "Ненчиа да Барберино", на наш взгляд лучшее поэтическое произведение всего Возрождения, рисует в легких, слегка грубоватых, но удивительно сочных чертах любовь молодого, здорового крестьянина к его краснощекой подруге. Неоконченная поэма Лоренцо "Пьяницы", пародируя великолепные и приподнятые терцины дантовской "Комедии", живописует и прославляет всех знаменитых пьяниц Флоренции. Его карнавальные песни, припев наиболее известной из которых мы выше привели, имеют уже явно пропагандистскую тенденцию; они зовут от невеселых мыслей, от мрачного, но неизбежного будущего к наслаждению сегодняшним днем, причем обращаются не к правящим верхам, которых не нужно было агитировать, а к представителям ремесленных низов, которых надо было беспрерывно держать под гипнозом. Однако уже из сказанного ясно, и это подтвердилось немедленно после смерти Лоренцо в 1492 г., что вся эта сложная система мероприятий была поверхностной, результаты же ее были абсолютно непрочными.

Все более угрожающее катастрофой падение промышленности и торговли продолжалось. Не подлежит никакому сомнению, что и Лоренцо, и представляемые им умные и деловые магнаты — властители Флоренции — сознавали всю эфемерность проводимых ими мероприятий. Они знали, что причина причин тяжелого положения ими не затрагивается, что необходимо было бы предпринять какие-нибудь более решительные меры для поднятия производства и торговли. И действительно, некоторые попытки в этом направлении делались; таковы — упорно проводимая еще со времени Козимо протекционистская политика (мероприятия 1458, 1473 и 1478 гг.), усиленная борьба за иностранные рынки и торговые пути (договор 1490 г. с Англией) и, что особенно важно, отчаянные попытки поднять катастрофически падающее качество продукции путем усиления бракеража и особенно путем усовершенствования техники.

Но все эти мероприятия проводились как-то нехотя и без энтузиазма. Сердце самого Лоренцо, блестящего политика и поэта, так же не лежало к мелочным занятиям производством и торговлей, как не лежало к ним сердце у рыцарей-феодалов, беспощадно истреблявшихся его воинственными предками. Поэтому он, создавая все юридические возможности для подъема промышленности и торговли, предпочитал сам в них не заглядывать, оставляя занятия ими другим более мелким представителям своей клики, а сам в случае нужды запускал руку в общественный кошелек. Но беда была в том, что и все, даже наиболее слабые представители правящей группы Медичи, чувствуя себя, как за каменной стеной, под защитой своего "великолепного" покровителя и хозяина, рассуждали, примерно, так же, как и он, — и экономическая база мощи Флоренции продолжала падать все заметнее, все скорее.

Зато действительно глубокий, активный и горячий интерес Лоренцо и вся представляемая и охраняемая им группа проявляют к искусству во всех его видах. Флоренция под властью Лоренцо окончательно становится той колыбелью новой живописи, скульптуры и архитектуры, которой она начала делаться еще с начала XV в. Как "новые Афины" прославляют ее поэты-современники и как "новые Афины" вспоминают ее романтизирующие ее прошлое, идеалистически настроенные позднейшие исследователи. Весь запас энергии, напористости, инициативы, который еще сохранялся в пришедших к власти новых социальных слоях, не находя выхода в экономической и политической сфере деятельности, был брошен в сферу идеологии. В лихорадочном порыве, в юношеском увлечении, создаются одно за другим замечательные, революционизирующие искусства, находящие новые выразительные средства произведения. Выдвигаются, преимущественно из более социально-полнокровных низов, гениальные, смелые, экспериментирующие художники от Мазаччьо, Донателло и Брунеллески, через Гирляндайо, Ботичелли, Вероккио и Браманте, до Леонардо да Винчи, Рафаэля и Микель Анжело. Но весь этот невиданный блеск, все это действительно блестящее творчество покоится на зыбкой и все более уходящей из-под ног почве. Правда, развитие в области изобразительных искусств оказалось очень своеобразно связанным с проблемой развития техники, которой мы специально посвящаем следующую главу. Но все же и вмешательство творчески активных ремесленно-художественных слоев, вмешательство, нередко нежелательное Правящей верхушке, хотя часто не лишенное сильного налета Дилетантизма и беспочвенности, не могло радикально изменить создавшееся совершенно безнадежное положение. Зото вмешательство это, обусловленное всей логикой развития событий, оказалось способным радикальнейшим образом изменить положение техники и науки, изменить самый подход к ним. Это изменение заложило первые камни фундамента того грандиозного здания техники, основанной на науке, и науки, работающей для техники, завершить которое суждено науке социализма.

Однако, прежде чем перейти к рассмотрению сдвигов, происходящих на почве Италии XV в. в сфере науки и техники, мы должны так же (а может быть и более кратко), как для Флоренции, рассмотреть обстановку, создавшуюся ко времени появления на исторической арене Леонардо да Винчи на второй его родине — в Милане. Последний столь же значительно, как Флоренция, повлиял на образование личности Леонардо и (что нас интересует в первую очередь) его научной психологии.

Милан — центр Северной Италии, расположенный на перекрестке путей, соединяющих полуостров с Францией, Швейцарией и, отчасти, Германией, имел в первую очередь стратегическое и политическое значение как ключ к Италии. В промышленном и торговом отношении он значительно уступал и Флоренции, и ряду других промышленно-торговых городов Италии. Но в одной отрасли производства Милан являлся ведущим центром не только Италии, но и Европы в целом. Отраслью этой была металлургия и металлообработка — изготовление в первую очередь оружия всех видов, особенно доспехов, затем разного рода мелких металлических изделий — подков, замков, бубенцов, кубков и т. п. Но, хотя это трудно понять и представить себе современному читателю, металл и металлические изделия вообще не играли сколько-нибудь значительной роли в техническом и бытовом потреблении того времени. Поэтому металлическая промышленность, и как мы это рассмотрим ниже, техника всех отраслей обработки металла были менее развиты, чем, например, текстильная или даже керамическая. Предприятия были не столь велики; цеховой уклад, со всеми его феодальными ограничениями, сохранялся в значительной мере в неприкосновенности. В тесной связи с этим рождение новых социальных отношений, появление на экономической и политической сцене представителей новых классов протекали в Милане несравненно медленнее, чем во Флоренции, и далеко не столь ярко и полно. Это отнюдь не значит, что в Милане отсутствовал классовый антагонизм, вызывавший ожесточенные классовые схватки, но этот антагонизм и эти схватки стояли на более феодальной почве, чем те же явления в более капитализированных городах. В несомненной связи с менее промышленным и торговым характером Милана, при громадном его политическом весе, стоит и то обстоятельство, что он, как и ряд других находившихся в том же положении городов Италии, рано начал менять республикански-коммунальную форму правления на монархически-тираническую. Уже во второй половине XIII в. городом управляют представители знатного рода делла Торре, к концу же этого века им завладевает семья Висконти. Все время лавируя между феодально- аристократическими и буржуазно-народными элементами населения, используя взаимную борьбу тех и других, ловкие и энергичные представители этой семьи создают прочную основу для власти. Вместе с тем они создают тип города, в котором феодальные особенности уживаются путем ряда компромиссов бок о бок с буржуазно-капиталистическими. В таком центре с падением торгово- промышленного значения Италии, а, следовательно, с ослаблением буржуазно-капиталистической струи, наиболее легко и рано начинают появляться признаки феодальной реакции. К середине XV в., ко времени, которое нас специально интересует, властвовавшая в течение почти двух веков династия Висконти вымирает. Попытка организации республиканской коммуны, явно безнадежная в середине XIV в., когда уже и наиболее передовые города отказываются от республиканских форм, проваливается. Зять последнего Висконти, его военачальник, энергичный, хитрый и умный кондотьер Франческо Сфорца в 1450 г. торжественно занимает Милан. Сфорца — типичный военный авантюрист середины XV в. Отец его — полубандит, полукрестьянин, пробил себе дорогу в жизнь как предводитель небольшой, почти бандитской шайки, затем выросшей в военный отряд. С одной стороны, Франческо, естественно, опирался на буржуазные слои Милана; с другой же — еще значительно усиливал тот его военно-феодальный характер, который город имел уже при Висконти. В результате Милан сделался, может быть, столь же характерным представителем военных городов Италии, как Флоренция была характерней представительницей городов промышленно-торговых.

Сын Франческо Сфорца — дегенеративный Галеаццо Мария был убит заговорщиками, представителями аристократически-республиканских слоев. Властью завладел, при помощи ловких и осторожных маневров, его брат Лодовико, по прозванию Моро, правивший сначала в качестве опекуна малолетнего и болезненного сына убитого герцога — Джан Галеаццо. Насколько старый Франческо Сфорца принадлежал, подобно Козимо Медичи, к поколению создателей династии, решительных и непреклонных, смелых и изворотливых, настолько Моро, подобно Лоренцо Медичи, был представителем поколения правителей, уже ничего не завоевывающих, но только судорожно старающихся удержать власть, ежеминутно грозящую выскользнуть из их рук. Властитель города-государства, значительно раньше принявшего монархическую форму правления, чем Флоренция, Моро был гораздо более свободен в своих действиях. С другой же стороны, роль узурпатора обязывала его к особо настойчивому использованию всех средств укреплявших его положение. И то и другое отразилось на его правлении.

Мы привели, возможно, более краткие характеристики политического положения двух крупнейших центров Италии — двух городов, определивших духовное развитие Леонардо, для того чтобы данная нами выше схема социальных сдвигов, определивших собой радикальные изменения в области науки, не была слишком абстрактной. Читатель, не знакомый близко с политической обстановкой итальянского Возрождения, сможет на двух конкретных примерах познакомиться с тем окружением, в котором выросло и приобрело свои специфические черты научное творчество Леонардо. Но творчество это только сформировалось при более или менее спокойном правлении двух названных нами правителей—Лоренцо Великолепного и Лодовико Моро. Расти и развиваться ему пришлось уже в значительно более сложной и беспокойной обстановке.

Лоренцо умер в 1492 г. После недолгого правления его сына Пьеро в роли правителя Флоренции оказался полубезумный фанатик — доминиканский монах Джироламо Савонарола, пытавшийся заменить буржуазную диктатуру рода Медичи народно-аристократической диктатурой аскетического типа, отчасти идущей по следам образующихся вне Италии национальных государств, отчасти же воскрешающей наиболее фантастические чаяния феодальных мечтателей религиозного толка. Оставшийся после смерти Лоренцо наиболее крупным политическим деятелем Италии, Лодовико Миланский запутывается в сложных дипломатических комбинациях; в результате их, уже в 1494 г. в Италию вступает французский король Карл VIII, проходящий почти без сражений всю Италию и с такой же легкостью уже в 1495 г. уходящий обратно. В 1498 г. следует вторая французская экспедиция — короля Людовика XII, присоединяющая Милан к Франции и лишающая владений того самого Лодовико Моро, который был одним из инициаторов первого французского похода. В том же 1498 г. вступает на папский престол Александр VI Борджиа, пытавшийся при помощи сына своего Цезаря и дочери Лукреции создать из Италии единое государство по образцу Франции и Англии, но не сумевший довести своего предприятия до конца. Затем на итальянской почве появляются в качестве грозной завоевательной силы испанские войска, враждующие с французскими, и Италия все больше и больше превращается в соблазнительный кусок, за который дерутся соседние с ней, несравнимо более сильные государства. Италия теряет свое политическое лицо, как она уже раньше потеряла лицо социальное.

Если мы, таким образом, попытаемся подытожить в немногих словах данную нами выше характеристику социального, экономического и политического положения Италии XV в., особенно его второй половины, то должны будем констатировать, что большинство ее ведущих центров в области социальной понемногу отступает от ранее завоеванных ими капиталистических позиций и постепенно возвращается к феодализму. В области экономической эти центры идут ко все большему упадку; в области же политической они сначала как бы достигают некоторой стабилизации путем создания тираний и ведения ими хитроумной политики, но затем попадают в водоворот политических вожделений окружающих Италию сильных государств и постепенно становятся в той или иной степени их добычей.