ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕХАНИКА - ГЛАВА 1. АНТИЧНОСТЬ. § 5. ЗАКЛЮЧЕHИЕ

В предшествующем изложении мы познакомились с общим ходом развития античной механики, в котором нас интересовала не только суть какого-нибудь доказательства или какое-нибудь достижение само по себе, но и выяснение системы античного механического мышления как целого и его эволюции в связи с эволюцией античного общества, порождающего эту систему. Путь этот начинается с уходящих в глубь веков (очевидно, до эллинских) философски-космологических наблюдений и формулировок, осмысляющих движение, его элементы и законы как одну из детален окружающего мира, и с попыток подвести какую-то теоретическую базу под те несложные машины и механические приспособления, которые эмпирически, в процессе мучительного и долгого освоения природы, вводились, применялись, совершенствовались. Комплекс этих наблюдений и формулировок, носящих чисто философский характер, очевидно, лег в основу античной механики, создающейся в процессе кристаллизации классового рабовладельческого общества на почве Эллады.

К четвертому веку, веку наибольшего расцвета античного общества, Аристотель в своих энциклопедических сводах с наибольшей полнотой отразил именно эту констатирующую стадию механики. Представитель рабовладельческой верхушки, стремившейся, впитав всю мудрость предшествующих веков, создать, возможно, более стройную и законченную, отвечающую создавшимся в это время строгим эстетическим и логическим требованиям картину мира, он в своей системе формулирует основные определения и основные зависимости. Он дает на многие века безоговорочно принимаемые определения движения небесного, естественного и приобретаемого, вводя построенные основе установления простейших пропорциональностей законы этих движений. Но общество, вызвавшее к жизни! систему Аристотеля и ряд близких к нему или борющихся с ним систем (атомисты), было обществом со слабо развитой, построенной на рабском труде техникой. Определения и законы, устанавливаемые механикой, не получали единственной надежной проверки в технической практике, хотя факты из этой практики вводились в круг объектов, объясняемых и систематизируемых механикой. Пример такого объяснения мы имеем в компилятивном своде "Механических проблем", вышедшем, несомненно, из перипатетических кругов и дающем философское объяснение наиболее важным техническим приспособлениям античности. Свод этот, оставаясь непоколебимо на базе данных Аристотелем положений и законов, формулирует многие из частных положений, которые затем лягут в основу механики.

Но с постепенным разложением античного общества, с перенесением центра тяжести его из Эллады на африканское побережье, с перерождением небольших цветущих республик-городов в большие непрочные монархии, весь характер механики меняется. Как философски космологический, так и констатирующе технический уклоны ее, характерные для (условно говоря) аристотелевской эпохи, сменяются у александрийцев (Евклид, Архимед) стремлением к максимально логической строгости и чистоте доказательства отдельных, в большей или меньшей степени вырванных из общей системы положений или групп положений. Стремление это, носящее формалистический характер, свойственный науке клонящихся к упадку обществ, в то же время закладывает основы всего дальнейшего развития математических наук вообще и механики в частности. Но, вводя новый, строго математический, точнее — геометрический, подход к отдельным явлениям сущего, показывая выход из становящихся тесными для механики рамок философской картины мира данной Аристотелем (или его единомышленниками или противниками), александрийцы не создали цельной системы. Нужен был новый подход к действительности, нужна была железная рука корректирующей практики, нужны были новые прогрессивные социальные отношения, чтобы гениально четкие построения Евклида или Архимеда сложились в новую цельную систему, создали новую науку. На почве умирающей античности сделать это было невозможно.

На примере творчества Герона это обнаруживается особенно ярко. В то время, когда катастрофа была неизбежна, он, являясь, несомненно, одним из многих, пытается дать новую сводку всех достижений механики, ориентируя ее на технику. Время эфемерного благополучия Евклида и Архимеда прошло; тонкое кружево идеально строгих аксиом и теорем устарело; некоторую надежду внушают только краны и прессы, стенобитные орудия и машины для постройки стен. И вот впервые сформулированные как часть космологической системы, затем разработанные в отдельных своих частях до предела ювелирных шедевров, теоремы механики становятся на службу технике.

Но по самой природе этих теорем служба их не могла быть полноценной. Чтобы использование законов механики дало желанные результаты, всю систему их нужно было бы переработать заново, пересмотреть основные определения, основные, фиксированные Аристотелем закономерности и на этой новой базе выстроить новое здание. На это абсолютно не способно было общество, дни которого были сочтены. И Папп, понимающий это, уже не старается сделать невозможное: он аккуратно собирает в своем своде все, что кажется ему наиболее ценным из достижений античной науки, с тем, чтобы передать его потомкам. Он реконструирует методы Евклида и Архимеда, широко использует Герона, стремится и сам потеоретизировать, прибавить к наследию древних крупицу своего творчества, отличающегося при значительной геометрической строгости полным отсутствием физического чутья. Но все это носит скорее характер кабинетного, любительского собирательства, чем свободного научного творчества.