Новости
Произведения
Галерея
Биографии
Curriculum vitae
Механизмы
Библиография
Публикации
Музыка
WEB-портал
Интерактив


5


Главная  →  Публикации  →  Полнотекстовые монографии  →  Гастев А.А. Леонардо да Винчи. - М.: Мол. Гвардия, 1982. - 400 с., Ил. - (Жизнь замечат. Людей. Сер. Биогр. Вып. 9 (627)).  →  5

Скажи мне, скажи: было ли когда сооружено что-нибудь подобное в Риме?


Два известных коня из тех, что отлиты как памятни­ки — падуанский, кондотьера ГаттамелатыГаттамелата (буквально — пятнистая кошка) — прозвище кондотьера Эразмо ди Нарни (ум. в 1443 г.), в Падуе ему поставлена конная статуя работы Донателло.   Коллеони Бартоломео — кондотьер; памятник ему работы Вероккио поставлен в Венеции., и венециан­ский, другого такого разбойника, Бартоломео Коллеони, — уступают поставленному в древности римлянами на Латеранском поле коню императора Марка АврелияНаиболее ранний из дошедших до нас конных памятников — императору Марку Аврелию (161—180) — ныне нахо­дится в Риме на Капитолийском холме.. Глиняный же конь герцога Сфорца Франческо Великого объемом превосходит последний почти в восемь раз, тог­да как конь Гаттамелаты едва ли не помещается под его брюхом. Впрочем, определение истинной величины дело непростое, но важное. Рассказывают, что древние жители Родоса расспрашивали архитектора Харита, сколько он истратил на своего Колосса, поставленного на острове в честь солнечного Гелиоса и впоследствии разрушенного землетрясением, будто Земля на это обиделась. Когда ар­хитектор истраченное исчислил, его снова спросили, сколь­ко это было бы, если поставить статую, двойную по вели­чине, — а надо сказать, что между ногами Колосса Ро­досского проходили морские корабли, так он был велик. После того как архитектор назвал двойную сумму, ему ее дали, а он, все истративши на одно основание и на про­екты, наложил на себя руки. После его смерти другие мастера увидали, что нужно было требовать не двойную, но восьмерную сумму, так как сооружение сле­довало увеличить не только в высоту, но во всех направ­лениях.
Чудовище, Миланский колосс, Букашка, Конь Апока­липсиса — каждый, кто его видит, не ленится выдумы­вать прозвища, отчего различные странные имена окружа­ют его подобно пчелиному рою, — головой и ушами ка­сается окутанных паутиною балок, поддерживающих кры­шу сарая, нарочно построенного в Корте Веккио, чтобы оградить от непогоды Коня, грудь которого размером и выпуклостью напоминает нос корабля и выступает из су­мрака, словно из морского тумана, в то время как поднятое правое колено оказывается на полном свету. Чтобы иметь более правильное понятие о размерах глиняной мо­дели, необходимо представить копыто величиною с двух­ведерный бочонок, находящееся на высоте в рост чело­века, а до обширного брюха, подобного чернеющей грозо­вой туче, не достанет вытянутая рука, и там протекают вены толщиною в запястье. Если иметь здесь, внизу, какой-нибудь источник света, можно увидеть, что обширная выпуклость запятнана черными языками, будто бы, раз­влекаясь, гиганты ее касались громадной кистью, до этого опущенною в ведро с разведенной копотью. В действительности же языки копоти образуются, когда приступаю­щие к работе люди зажигают масляные плошки, без коих не обходятся и в светлое время года, настолько здесь сумрачно. Покуда светильники прилаживают в нужные места, непомерные тени мечутся по стенам и потолку, и Конь, похоже, шарахается из стороны в сторону; тут кто-нибудь из учеников непременно пугается, а другие над ним смеются.
Через оставленные под кровлею пазухи на спину Коня как бы наискось опущены брусья, вырубленные из обще­го сумрака лучами солнца: вместе с вертикальными опо­рами и дощатым настилом лесов солнечный свет, кажет­ся, удерживает громадину в воздухе.
Исполняя намерение Моро, велевшего увеличить раз­меры Коня, чтобы никто не осмелился ему подражать, Леонардо разрушил первоначальную восковую модель и заново приступил к работе. И тут казначей Гуальтиеро при его несносном ехидстве оказывался правым: в самом деле, в обычае Мастера обдумывать работу целиком, а не делить на части, и это чтобы не сталкиваться с неожидан­ностями, которые заранее не предусмотрены. Притом совершенно понятны его опасения относительно прочности: если глиняную модель обычным образом передвигать к месту отливки, то ведь улицы в Милане кривые и узкие, как и в других городах, не столь знаменитых, и Конь, ес­ли где и протиснется усилием и ловкостью возчиков, вне­запно затем споткнувшись на какой-нибудь рытвине, не приведи господь, упадет и рассыплется, что не однажды случалось в подобных оказиях. И хотя девятисот верблю­дов, как это было при разрушении Колосса Родосского, для перевозки обломков, наверное, не понадобится, все же потеря для искусства будет громаднейшая.
Еще затрудняя свою задачу, ради наибольшей цельно­сти произведения Леонардо предполагал отлить фигуру Коня за один раз, чтобы после не сваривать отдельные части и не зачеканивать швы, которые при самой тща­тельной обработке остаются видны и портят общее впе­чатление. Да и при способе, до тех пор применявшемся и называемом потерянный воск, отливка получается настолько грубая, что, имея в виду размеры Коня и свой­ственную Мастеру тончайшую лепку, невозможно представить, сколько понадобится усилий и времени довести ее до своего образца. Но самое важное при подобных раз­мерах — это предварительное точное знание о необходи­мом количестве бронзы, так как если во время литья — что случается — ее недостанет, скульптору, не желавше­му, как древний Харит, наложить на себя руки, не останется выхода, кроме как бежать из Милана и скрываться затем от преследования. Так сила необходимости привела Леонардо к изобретению способа, замечательного по кра­соте и удобству.
Прежде и в древности поверх приблизительной, ис­полненной из глины болванки, служившей при отливке сердечником, мастера доводили модель до готовности в воске, накрывали глиняным кожухом и так отливали; при этом толщина воскового покрытия, место которого зани­мал жидкий металл, оказывалась крайне неравномерной, и необходимое количество бронзы нельзя было заранее выяснить с точностью: где-то получался излишек и его тяжесть нарушала равновесие, а где-то металл едва не достигал тонкости бумажного листа, что сказывалось на прочности. Леонардо же исполнил модель со всем тщани­ем в глине, чтобы затем формовать по частям, как если скульптор снимает маску какого-нибудь покойника, формуя по отдельности глаз, ухо, нос, еще глаз и так далее. Предварительно хорошо обожженные малые части или скорлупы безопасно перевозить по самым скверным доро­гам; на месте отливки их следует соединить, получившие­ся же две половины литейной формы выложить изнутри воском, палочкой измеряя его толщину, чтобы была всю­ду одинаковой. Затем поверх воска выложить глиной и, проделав то же самое с другой половиною, их вместе со­единить, поместивши в брюхо Коня поболее горючего материала. После обжига изнутри — форма готова и можно приступать к литью, причем произведение получится изумительно чистое и близкое к своему образцу, при этом обожженная глина, ставшая огнеупорной, хорошо сохраняется, и форма, то есть эти скорлупы, может служить еще раз или несколько.
Но, хотя упомянутые глиняные слепки или скорлупы находятся в разных местах на лесах, теперь это имеет мало значения, поскольку хранившаяся прежде на литей­ном дворе ради благороднейшей цели увековечения памя­ти родоначальника династии Сфорца драгоценная брон­за продана в Феррару на пушки. Того же, что там оста­лось, недостанет для одного копыта Чудовища, или Букашки, или Коня Апокалипсиса, которого в нынешнем его положении лучше сравнивать с вылупившимся из яйца несчастным цыпленком. Если же продолжить сопо­ставление с Колоссом Родосским, в свою очередь, обна­ружится разница в пользу родосцев — им сооружение ста­туи стоило триста золотых талантов, вырученных от продажи военных машин, брошенных здесь Деметрием ПолиоркетомДеметрий Полиоркет, или Покоритель городов. Древне­греческий полководец (337— 283 гг. до н. э.). Прозвище ему дано после взятия Саламина с помощью осадных машин., разрушителем городов, когда ему не хватило терпения осаждать остров. Что же касается регента Мо­ро, оставившего государство Милан равно без артиллерии и без прочного памятника основателю династии Сфорца, то его пожелание передвинуть модель целиком да еще при этом поспеть к императорской свадьбе, из-за отсут­ствия им же проданной бронзы приобретает смысл отча­сти зловещий и шутовской. И скульптору не остается дру­гого, как избежать ужасного риска упрямством и хитро­стью. А чтобы его не заподозрили в неуважении к власти и злобной насмешливости, пусть его аргументы созреют на корнях многочисленных трудностей, и только затем яв­ляющаяся внезапно необходимость поставит на всем деле крест.
Текущее сплошным массивным потоком размышление Мастера тут было отмечено боем часов, установленных на­верху башни св. Готтарда, — так называют звонницу церкви во дворце дель Арена. Если живописцы, как было показано, управляли временем по своему произволу, передвигая наполненный водою стеклянный шар, это каса­лось только людей, находившихся в мастерской, то могу­чие удары колокола разносились далеко за пределы Кор­те Веккио, напоминая, что город подчиняется призванным для его защиты князьям, а над князьями господствует время. В свою очередь, течением времени управляет один из клириков церкви, отец Джироламо, сообразующий дневные и ночные часы и их длительность с временами года. Отец Джироламо справляется с этой задачей, пере­двигая грузы на коромысле, регулирующем быстроту хода часов, и перемещая их к точке подвеса или, напротив, раздвигая далее в стороны, и тогда время движется мед­ленней. Гномоном для астрономических наблюдений ученому клирику служит колонна, воздвигнутая Аццоне Вис­конти над источником посредине двора. Бронзовый ангел наверху колонны держит в руке жезл, обвитый змеею, ку­сающей себя за хвост. Так изобретатель жалит себя со­мнениями, обдумывая порученное ему необыкновенное и трудное предприятие. Впрочем, поведение Мастера не сразу показывает, что происходит в его душе, какие жернова там задвигались и что перемалывают.
После того как колокол пробил семь раз, что означало два часа пополудни, Леонардо оставался в Корте Веккио столько, сколько понадобилось, чтобы оседлать самое мир­ное и благонамеренное животное, поедающее сено в ожи­дании привычного седока: завершающую треть дневного времени Мастер большей частью проводит в разъездах, — наблюдая ли за работами, выполняющимися по его на­чертаниям, или ради других каких-нибудь надобностей. Тогда на канале у церкви св. Христофора переделывали старинные конхи, которых смоленые щиты из букового дерева подымались вверх, что неудобно судам с высокими мачтами, и заменяли их раскрывающимися как ворота шлюзами, совершенно подобными нынешним. Чтобы устройство безотказно действовало против течения и не оставляло пропускающих воду щелей, илистое дно следо­вало вымостить гладкотесаными плитами, для чего в нуж­ное место опускали дощатый цилиндр, — вода его обте­кала, дно обнажалось, и строительство становилось возможным. Еще издали бывали слышны громкие восклица­ния, скрип лебедок и другие звуки; когда же Мастер, приблизившись, спешивался, его высокий фальцет при­бавлялся к разнообразным колебаниям воздуха, создаю­щим подобие акустической бури.

Так проходит день и наступает вечер; притом другой раз человек перемещается, но его воображение кружится возле избранного предмета, или человек остается на ме­сте, а его мысли витают на расстоянии. И это особенное свойство или способность раздваиваться, никому более из живых не присущее.





 
Дизайн сайта и CMS - "Андерскай"
Поиск по сайту
Карта сайта

Проект Института новых
образовательных технологий
и информатизации РГГУ