16

В тех случаях, когда Леонардо не успевал воплотить в живописи и в рисунках свои замыслы, он пускается в очень подробные описания воображаемых картин. Они отличаются такой наглядностью, таким обилием подробностей, точно описанное происходило перед его глазами. Как бы в дополнение к своей погибшей композиции "Битва при Ангиари" он в описании батальной сцены дает волю всей своей наблюдательности и своему воображению, "Сделай прежде всего дым артиллерийских орудий, смешанный в воздухе с пылью, поднятой движением лошадей сражающихся". Такими словами начинается его описание. Далее говорится о том, как легкая пыль сливается с воздухом, а дым похож на темное голубоватого оттенка облако, как лица сражающихся выглядят красноватыми, а фигуры - темными на светлом фоне, как облачка пыли за скачущими лошадьми должны соответствовать промежуткам между их скачками, как несущиеся стрелы наполняют воздух, а из ружей вырываются клубы дыма, как победители бегут с развевающимися по ветру волосами, а на примятой траве видны следы ног лошадей. Этот широко обрисованный далевой образ сражения восполняют детали, которые следует передать крупным планом. Леонардо представляет себе бледные лица победителей и побежденных с нахмуренными бровями, с идущими от ноздрей складками, с дугообразно искривленными губами, за которыми виднеются верхние зубы. У одних глаза полны ужаса, другие, разинув рты, кричат; скачущие кони топчут распростертых на земле раненых. Картину завершает образ коня, который без всадника несется по полю сражения с развевающейся по ветру гривой.

В другом месте Леонардо дает описание бури. При наступлении ее воздух окрашивается облачной тьмой, смешанной с дождем и ветром, сверкают змеевидные молнии; словно испуганные порывами ветра, деревья с перевернутыми листьями гнутся к земле; на темном горизонте несутся по ветру разодранные облака; поднятые ветром клубы пыли пепельного цвета пронизываются розоватыми отблесками солнца. Еще в одном месте Леонардо описывает впечатление ночи, когда красные отсветы огня падают на ближние к нему предметы и постепенно слабеют по мере их удаления от источника света; он представляет себе, как фигуры перед огнем выступают темными на светлом фоне, как фигуры по сторонам от огня выглядят разрезанными тенью пополам.

Описания природы отличаются у Леонардо такой точностью деталей, такой поэтической образностью, что, читая их, трудно не вспомнить таких великих мастеров прозы XIX века, как, например, Тургенева или Флобера. В описаниях Леонардо поражает не только их наглядность и красочность, но и то, что каждая частность осознается им и объясняется естественной закономерностью. Как и в его лучших рисунках, в них ясно проглядывает то особое отношение к миру, при котором зрачок со всей возможной остротой улавливает неповторимое своеобразие формы и цвета вещей, но при этом не дремлет рассудок, видение не становится простым физиологическим актом, соображение тут же подсказывает, что значит эта видимость, какие силы скрываются за ее красочным покровом, какое объяснение им может дать наука, и это одновременное познание и видение, sapere-vedere, по выражению мастера, безгранично повышает творческие возможности художника. Нельзя вообразить себе подобного состояния духа, не вспомнив позднего автопортрета Леонардо в Турине. Кто другой, как не этот седобородый мудрый старец с его нахмуренными бровями, проницательным орлиным взором и спокойным достоинством во всем облике мог в мире так много подметить и разгадать, так оценить мудрую целесообразность и красоту самой жизни, не уносясь в область беспочвенного вымысла.